Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Страница 119

119

Но они должны знать — чего же ради творятся все эти преступления буржуазии против трудового народа? Что именно, какие «общечеловеческие» ценности, какие культурные «интересы» собирается защищать буржуазия?

Что защищает буржуазия, расстреливая рабочих, когда они выходят на улицы с протестом против каторжных условий их жизни, с требованием прибавить им несколько копеек на хлеб?

Конечно, на этот наивный вопрос даже октябрята наши ответят: буржуазия защищает свою власть над людьми, которые, работая на неё, укрепляют её власть.

Ответ этот настолько прост и стал так привычен, что из него как будто уже выпало живое, конкретное содержание, — выкрошилась та гнусная начинка, которая должна возбуждать в рабочем, в крестьянине отвращение и ненависть к буржуазии. Журнал «За рубежом» должен оживить реальное содержание этого ответа.

Вожди европейско-американского мещанства, организуя между прочими гнусностями шумный и цинический «крестовый поход» против Советского Союза, говорят о защите «христианской культуры», — мещанство считает себя творцом и носителем этой культуры.

Так вот журнал «За рубежом» должен освещать читателям современное состояние этой культуры, защищаемой организаторами лжи и клеветы против рабочего народа, возбудителями звериной вражды против Советского Союза…

…Что именно должны мы показать нашему читателю? В общих словах — нравы и вкусы «послевоенной» буржуазии: небывало уродливое развитие роскоши, распад семьи, положение детей, рост сексуальных извращений, легализацию их, рост преступлений в среде крупной буржуазии, её развлечения и т. д.

Нужно показать читателю Союза Советов буржуазную газету, кинофильму, театр и всё, что относится к области «духовной жизни». Нужно показать полицию, суд, церковь и всё прочее, что служит самозащите буржуазии.

Всё это надо делать в формах полубеллетристических очерков…

…Где взять материал? Прежде всего в буржуазных газетах.

Нужно помнить, что большинство наших читателей с бытом Европы и Америки не знакомо. Характер фактов, с которыми придётся работать журналу нашему, будет весьма часто удивлять читателя своей новизной и — нередко — своей чудовищной необычностью. Удивление способно вызвать недоверие в людях, настроенных «критически», а таковых у нас немало, ибо, кроме скептицизма философского, существует — и гораздо более вреден — скептицизм невежества; этот бытовой скепсис обрабатывается в «политическое настроение» шёпотами людей, которые, предпочитая ветхие прелести буржуазного государства «демонической работе большевиков, разрушающей вековые и неоспоримые ценности европейской культуры», весьма путают нормальное развитие социалистического сознания некоторой части нашей молодёжи.

Поэтому я думаю, что для читателя убедительней будет, если мы заставим самое буржуазную прессу говорить фактами о гнилостном распаде буржуазии, оставив за журналом роль нескромного комментатора бытовых фактов, как это принято нашей прессой в области фактов политических…

…Журнал должен быть массовым…

…Нужно дать материал в живой обработке — острее, веселей, сатиричней. И нужно не отставать от злобы дня.

Не надобно брезговать курьёзом и анекдотом. Из ничтожных фактов всегда можно сделать большие выводы. В Ленинграде на заводе «Красный выборжец» добывают чистейшее золото из хлама — в буквальном смысле этого понятия, из отбросов, которые накапливались на дворе завода десятилетиями.

Так можем поступать и мы…

О прозе

Прилагаемые заметки рассчитывают на внимание к ним со стороны товарищей литераторов и критиков. Заметки эти — результат долговременных наблюдений над процессом роста нашей литературы и, вместе с этим, — над процессом засорения её словесным хламом.

Мне кажется, что второй процесс принимает размеры угрожающие и что я обязан выступить с доказательствами этого факта. Почему — я? По праву квалифицированного работника с долголетним стажем в его «мастерстве» и потому ещё, что наша критика учит думать, но не учит делать. Я нахожу, что наша критика — недопустимо односторонняя. Занимаясь почти исключительно преподаванием социально-революционной педагогики, она не учит молодых литераторов мастерству. Если преподаватель архитектуры ограничится только преподаванием «Строительного устава», он не научит учеников строить. Он должен знакомить слушателей с учением о сопротивлении материала, о добротности его, о его болезнях и уродствах и т. д.

Основным материалом литературы является слово, оформляющее все наши впечатления, чувства, мысли. Литература — это искусство пластического изображения посредством слова. Классики учат нас, что чем более просто, ясно, чётко смысловое и образное наполнение слова, — тем более крепко, правдиво и устойчиво изображение пейзажа и его влияния на человека, изображение характера человека и его отношения к людям. Критика недооценивает значение слова как основного материала литературы; ниже я попытаюсь доказать, к чему это ведёт и как вредно влияет на молодых литераторов, позволяя им писать неряшливо, неосмысленно, даже безграмотно, а — в общем — с полным отсутствием уважения к читателю.

Полагаю, что следует сказать несколько слов о читателе в прошлом, а также и о правах современного, советского читателя.

Лет за сорок — за тридцать до наших дней, когда в литературу входили новички, люди моего поколения, читатель был крайне разнороден и неясен. Физически он, разумеется, ощущался как существо вполне реальное и человекоподобное, а психологически являлся существом загадочным. Литература и вообще искусство служило основной его духовной пищей; искусство же строения культуры занимало только его «ум и мечты», — практическое строительство запрещалось начальством, да кроме этого, большинство читателей не ощущало внутреннего стремления к строительству новых форм жизни. Читатель веровал, что процесс социальной эволюции — непрерывен, что капитализм — явление всё ещё прогрессивное и что если в безобразнейший и грязный хаос жизни постепенно вводить маленькие реформы, то всё пойдёт как по маслу в этом «наилучшем из миров». Веровать так он, старый читатель, не перестал и по сей день, когда капитализм наглядно обнаружил свою дряхлость и цинически не скрывает реакционных намерений своих «прекратить эволюцию», повернуть жизнь в прошлое, назад века на два, на три. Но это, характерное для бывшего русского читателя, верование выяснилось только в свете марксистской критики действительности, а окончательно ясным стало лишь после Октябрьской революции.

119